Случайные черты…

Честно скажу, от простецкого замечания про книгу: "читается она ничего, выкрутасы всякие прикольные, но на середине даже с ними становится скучно", — высказанного человеком, считающим себя критиком ("Мой взгляд — это взгляд читателя и критика"), мне становится некомфортно…

Но почему???

… потому (наверное) что (мною? большинством читателей критики? если не перевелись еще такие) ожидается: подобные самонаблюдения ("субъективные"?) разрешены (профессиональной этикой? неписанной?) только если вплетать их в контекст размышлений о характерных ("объективных"?) особенностях произведения.

Но я предположу, что пребывание на форуме переводчиков (отнюдь не критиков) освобождает нас от необходимости вплетать, позволяет интуитивно следовать за языковым бессознательным и за эмоциями (не уверен в слове… "скучно" – эмоция? эмоциональное состояние? мимолетное? устойчивое?). Следовать куда? Возможно, за пределы бинарных абстракций типа "субъективный/объективный", но возможно, что пределы преступить не удастся и, в лучшем случае, поговорим о занимательном, или, по крайней мере, новом…

Разговор шел о книжке Эдварда Гори "Бесструнная арфа", и действительно — "выкрутасы всякие прикольные" начинаются с первой же страницы (которой, к сожалению, нет в электронной копии по ссылке), где изображены три, я бы сказал, близнеца (за исключением бород и усов) с подписью: "Mr Gorey, Mr Earbrass, and a Knowledgeable Friend" ("Мистер Гори, Мистер Иарбрасс, и Просвещенный Друг") – т.е. стилизация под приемы литературы 19-го века (автор – не выдумщик, а верный свидетель событий; "Онегин, добрый мой приятель") начинается аж ДО заглавия, а затем следует титульный лист, и на нем изображена арфа – действительно без струн, а при ней сидит Мистер Иарбрасс с рукой на деке (сейчас начнет бряцать).

"Выкрутасы" продолжаются: говорящие фамилии (Earbrass ~ Бронзух; издатели Scuffle and Dustcough ~ Мордобоев и Пылькашль), названия местностей (Collapsed Pudding ~ Обвалившийся Пудинг, Something Awful ~ Нечто-Ужастингс), свитер на Иарбрассе с эмблемой американской бейсбольной команды "Boston Red Sox", откомментированный: "спортивный свитер забытого происхождения и неизвестного значения" (учтите, Гори – американец, а какой американец не знает "Red Sox"? — трансатлантическая самоирония автора в маске викторианца…). Писательский процесс: призраки персонажей преследуют Иарбрасса по дому: "персонажи принимали судорожную и облачную реальность"; Иарбрасса раздирают бредовые сомнения в избранном жизненном пути: "почему он не стал шпионом? как стать шпионом?"; и так далее и так далее. Иарбрасс получает подарок от поклонника – огроменный канделябр. Иарбрасс устал и хочет заснуть но – даже "перечтение ‘Трюфельной плантации’ (его первого романа) не навеяло сна". Иарбрасс посещает собрание писателей в роскошном надо полагать ресторане "Le Trottoir Imbécile"(~ дебильный тротуар). И так далее.

Смешно, как обложку (то бишь, по существу, Гори-художника) с бесструнной арфой заценивает Иарбрасс: "Иарбрасс получил эскиз супер-обложки. Даже пропялившись на нее непрерывно двадцать минут, он никак не мог поверить. О чем они думали? Тот еще рисуночек. Те еще цвета. Тьфу. На любой книге это будет уродливо, вульгарно, и неразборчиво." Надо ли говорить, что иллюстрация — черно-белая… Издевается автор? Взывает к нашему воображению?

Т.е. мне "выкрутасов" хватило, и я не заскучал, и следовал за ними со сдержанным удовольствием (ирония мягкая, приглушенная), и добрался до конца этой иронической иллюстрированной стилизации на классическую тему "творческих мук" без особых проблем, и узнал, что Мистер Иарбрасс роман закончил, напечатал, и… что дальше? Иарбрасс выходит на террасу. Закат. "It is bleak; it is cold; and the virtue has gone out of everything. Words drift trhough his mind: anguish turnips illness defeat urns napkins" ~ "Промозгло. Холодно. И добродетель ушла отовсюду. Слова проплывают в его мозгу: страдание турнепс болезнь поражение урны салфетки" – и мне вдруг подумалось: вдруг критик какой писал про Эдварда Гори, неужели он не отметил "and the virtue has gone out of everything"?

Я до этого не читал Эдварда Гори и не знал, писали о нем литературные критики или нет, но поддался подозрению (надежде?), что может кто и заметил очаровавшую меня чем-то фразу, и я ее погуглил…

"… не удивительно, полагаю, что его работы не привлекли внимания. К настоящему времени [декабрь 1959], они состоят из четырех томиков … иллюстраций с подписями. … Он [Гори] работал весьма извращенно, доставляя удовольствие себе, и создал целый персональный мирок, равным образом занятный и мрачноватый, ностальгический и клаустрофобный, и в то же время поэтический и пропитанный ядом."

Вот так я (к приятнейшему своему удивлению) наткнулся на неизвестную (мне) рецензию Эдмунда Вильсона, в который цитируется "and the virtue has gone out of everything". Приятнейшему, ибо его книга "Семь разновидностей неоднозначности" в свое время оставила неизгладимый след на моем понимании языка и перевода (не литературного исключительно) и — сладок узнаванья миг! —

… из рецензии я узнал, что в двух книгах (из четырех, рецензируемых Вильсоном) Гори подписи делал… в стихах! И конечно, на следующий же день я слетал в библиотеку, взял "Amphigorey" (пятнадцать книг собраны под одной обложкой; "amphigorey": каламбур с фамилией автора от "amphigory" — нонсенс в стихах) – и узнаванье нахлынуло потоком: и любимый Эдвард Лир, и Льюис Кэрролл поглядывают из-за страниц Гори. Поразительно, осмелюсь вам доложить, как случайности сплетаются в мозаику литературы! Всегда изумляло, как они друг друга находят.

Здесь положение мое (и ваше, дорогой читатель) ухудшается: переводить придется подстрочником, и тем, кто не читает по-английски, ничего не остается, как моим поэтическим восхищениям довериться.

Одна из книжечек называется "Фатальный леденец" (The Fatal Lozenge). Это – азбука: A – Apparition, B – Baby, C – Cad, D – Drudge, etc. Книжечка для детей? Для великовозрастных, наверное, где брутальная фатальность ужастиков отчеканена в отточенных (так и хочется почему-то сказать "профессиональных") стихах:

The Baby, lying meek and quiet [дитя лежит смирно и тихо]
Upon the customary rug, [на обыкновенном ковре] (ковер на картинке – шкура оскалившего клыки медведя)
Has dreams about rampage and riot, [ему снятся буйство и бунт]
And will grow up to be a thug [и он вырастет бандитом]

The Orphan whom there’s none to cherish [сирота, о которой никто не заботится]
Strays through the gloom on naked feet; [бредет сквозь мрак с голыми ногами]
She presently will fall, and perish, [скоро она упадет и умрет]
Unnoticed in some squalid street. [незамеченной на какой-то грязной улице]

The Suicide, as she is falling, [самоубийца, падая]
Illuminated by the moon, [подсвечена луной]
Regrets her act, and finds appalling [сожалеет о своем деянии, и находит отталкивающей]
The thought she will be dead so soon [мысль о том, что она умрет так скоро]

И еще одна азбука, The Gashlycrumb Tinies (затрудняюсь перевести… "Раскрошенные крохи"? "Окрошка из крошек"?) выдержана в похожем ключе (с погибельными иллюстрациями) и является частью трехтомника Moral Instructions (нравоучительных наставлений) под общим заголовком The Vinegar Works (уксусные произведения):

A is for Amy who fell down the stairs [A – это Эми, которая упала с лестницы]
B is for Basil assaulted by bears [B – это Базиль, на которого напали медведи]
…
Е is for Earnest who choked on a peach [E – это Эрнест, подавившийся персиком]
F is for Fanny sucked dry by a leech [F – это Фанни, насухо высосанная пиявкой]
…
Q is for Quentin who sank in a mire [Q – это Квентин, утонувший в болоте]
R is for Rhoda consumed by a fire [R – это Рода, сгоревшая на пожаре]
…
Y is for Yorick whose head was knocked in [Y – это Йорик, которому проломили голову]
Z is for Zillah who drank to much gin [Z — это Зилла, которая слишком перепилась джином]

Слава тебе Господи, отпустил ты английскому алфавиту только 26 букв! А то сколько бы еще детишек покрошил всмятку моралемучитель Эдвард Гори!

Не все книжки иллюстрированы стихами (в одной нет подписей вообще), но описание мира Гори, данное Вильсоном на основании четырех книг, вполне приложимо к пятнадцати. Сюрреализм. Нонсенс. Два искусства сочетаются в поэте-художнике. Крохотный, поэтичный, пропитанный легким ядом мир-макабр. И пропитавшись атмосферой викторианских гардин, не могу быть до конца уверен, что не нарушу приличий признанием: и я получил извращенное удовольствие от книжек Эдварда Гори (но также честно признаюсь, что оценить его иллюстраций помимо вялого "понравилось" я не могу, и верю Вильсону на слово, что Гори к четвертой книге "действительно становится мастером").

Напоследок мне еще думается, что не единственная ("поэтичная" в каком-то смысле) фраза завлекла меня в мир Эдварда Гори. Были в его первой книге разбросаны путеводные приметы, по которым я бессознательно узнал своего (поэта, художника), но если бы ограничился он одной книгой, то, наверное, я о нем забыл бы, и не осталось бы такого длительного и приятного… ?послевкусия (уместно ли здесь это слово?), как после пятнадцати книжек. Что-то было в "Арфе" притягательное помимо "выкрутас", что ускользало от сознания (вернее – не нуждалось в сознательном оформлении словами по мере обычного, быстрого чтения), но всплывает теперь, когда оглядываюсь назад, как знак подсознательного узнавания.

Конечно, думается, орфография стилизованного отрывка из стихотворения выдавала ценителя поэзия ("delay’d", "indiff’rence" – под классическую английскую поэзию). И внимание к деталям пунктуации: "A horrid ?monster" – да, вопросительый знак прижат к "monster", и не возьмусь со стопроцентной уверенностью утверждать, но, кажется, таким образом, на мой слух, подчеркивается интонация (эмфаза сомнения в процессе припоминания). И, конечно, говорящие фамилии, и названия местностей (это выделяется сильно), но также подбор слов — сдержанно-действенный (например: "enduring the unexquisite agony of writing" ~ "претерпевая неизысканную агонию писательства"; описание подарка поклонника: "tissue have reluctantly given up an unnerving silver-gilt combination epergne and candelabrum" ~ "оберточная бумага неохотно отпустила обескураживающую посеребренную комбинацию вазы и канделябра" [для ценителей английской грамматики: "an … (epergne and candelabrum)"; "unnerving silver-gilt combination" — атрибут]).

Нет, я понимаю, почему "Арфа" может быть "скучной": потому (думается) что замечательные детали как бы растворены в качественной, но не изумляющей блеском (повторюсь — нарочито сдержанной) повествовательной прозе. Гори (пытаюсь догадаться) стремился добиться (и добился в последующих книгах – особенно, мне кажется, в The Hapless Child, "Несчастный ребенок", и в The Willowdale Handcar, "Дрезина из Виллоудейла") баланса иллюстраций и подписей. Иными словами, иллюстрации и слова (по-моему) у Гори сливаются в единое произведение, дополняя друг друга (как, например, упомянутый выше якобы "обыкновенный ковер", который на иллюстрации – шкура угрожающе оскалившегося медведя), и по отдельности они друг без друга живут не вполне полноценной жизнью, хотя, конечно, многие стихотворные подписи почти самодостаточны…

… но здесь я думаю, что дошел до предела своих живописных познаний, потому умолкаю….