С другого берега…
О поэтическом переводе и смежных вопросах…
| « Случайные черты… | Безумие изобилия… » |
Kреатив или ошибки? |
||||
|
Думается, эти четыре строчки из военного стихотворения времени первой мировой «Trenches: St Eloi» не вызывают ни малейших трудностей для подстрочника: Men walk as on Piccadilly, [Люди/мужчины/солдаты прогуливаются как по Пикадилли] тем не менее четыре переводчика (три перевода в журнале Кузьмина, один в журнале Ситницкого, но я их выложу в конце поста подряд для удобства) креативно уклонились в разные стороны (отмечаю момент, который спервоначалу особенно меня заинтересовал, жирным): Д. Кузьмин: Люди шатаются, как по Пикадилли, | Пробираясь во тьме | Среди павших лошадей, | Ступают в бельгийца (вчера убили). (ДК указывает переводчиком Я. Пробштейна, но в книге под редакцией самого Пробштейна указан Орлицкий, поэтому следую в атрибуции за редактором.) Что их развело-то так? В плане переводческой свободы, в ее юридическом аспекте – копирайт кончился, вытворять можно что угодно. К тому же с авторством история темная: похоже, Паунд записал за Хьюмом со слуха, но, возможно, написал сам, приписав Хьюму, не знаю, не вдавался. ДК, ДБ, ЮО мне недоступны, но АС я опросил. В его случае причина тривиальнейшая – ошибся в грамматике; вот несколько цитат из его объяснений: «Там дословно написано бельгийский живот, чрево»; «Дословно там написанo — Бельгийское брюхо. а не брюхо of Belgian.»; «Там написано — «некое бельгийское чрево (живот, кишки, пузо ит)» осталось решить, что это такое — некий погибший бельгиец … или эт[o] Бельгийское чрево» То есть, АС повела на «творчество» ошибка (чрево целой Бельгии – эко круто запузырено!), но взяв его перевод как таковой и сопоставив с другими, я никак не мог однозначно (не спрашивая переводчика) прийти к заключению, где творчество, а где ошибка. Возьмите вариант ДБ: «животы мертвых бельгийцев.» Допустимы по крайней мере два истолкования его решения: 1) ему не понравилось, что лошадей много, а бельгиец один, и он распространил множественное число с лошадей на одинокого бельгийца; 2) он прочитал строку каким-то таким образом: «dead Belgians’ bellies» (представляется натяжкой, но, после объяснений АС, чем черт не шутит?) ЮО, освобождаясь от влияния оригинала, пошел на инверсию и перенос, превратив верлибр в белый ямб (что, возможно, и привело к инверсии; в оригинале наличествуют фрагменты ямба, но трудно сказать, насколько это намеренно, так как ямб наиболее близок к естественному ритму ударений английского языка), тогда как ДК скреативил от души заместив «over» на «ступают в», лихо добавив «вчера». В этом смысле и ЮО и ДК подают мне, читателю, владеющему обоими языками, четкие сигналы (ЮО: ямб, анжамбан, инверсия; ДК: нарочные изменения и добавления), что они, переводчики, вторгаются в смысловую, синтаксическую и грамматическую определенность оригинала и предлагают свое прочтение. ЮО в этих четырех строках умудряется оставаться в рамках смысла оригинала. В ситуации с АС поданный знак креативного прочтения («чрево Бельгии») был слишком, так сказать, силен, и поэтому заставил меня усомниться в правильности понимания переводчиком оригинала. Мне подумалось, что перебор образа, резкий выход за пределы локального повседневного военного реализма начала стихотворения в безумную абстракцию случился в переводе слишком рано (в оригинале абстракции – «мой разум — коридор» и т.д. — появляются ближе к концу). Но, возможно, АС и сам почувствовал преждевременность «чрева Бельгии» и, чтобы скомпенсировать, отказался от разбивки на три части, которая присутствует в оригинале. Но если бы мы не знали об ошибке, обратный ход мысли также возможен: АС неудовлетворен (такова его художественная позиция) композицией оригинала и потому (обладая как юридической, так и поэтической свободой) вводит (как ДК ввел «вчера» и «ступают в») необходимую ему грандиозную метафору. И надо признаться, что объяснения АС дают основания для такого хода мысли: «Ходить по пикадилли туда сюда даже в состоянии хаоса и натыкаться на единственного бельгийца как то глупо, лошадей они ж обходят?»; «Лошадей мертвых много жe, а они их обходят, а этот труп их чем то привлекает, что все солдаты на него натыкаются?»; «Повторяю тезис, если солдатики могут лавировать средь трупов лошадей в хаосе пейзажа после битвы, то почему они все натыкаются на этот труп?»; «осталось решить, что это такое — некий погибший бельгиец, которого все солдаты перепрыгивают, ходя туда сюда, но обходя многих лошадей, или эт[o] Бельгийское чрево, потерявшее свою определенность на поле сражения над всем континентом. Метафора, а не конкретная деталь, описывающая бессчуственность воинов в отвязке.» С другой стороны (стороны оригинала), уместность брюха мервого бельгийца «оправдана» (поэтически; как прием имажистской поэтики) сужением поля зрения: внимание читателя заостряется на одном объекте. Возможно, мизансцена такова, что рассказчик (лирический герой) видит только один труп, возможно, других трупов поблизости нет, возможно, вопреки новациям ДК, бельгийца вообще никто не убивал, а он сам отдал концы («отравился? инфаркт? какая разница?» — возможно, недоумевает лирический герой, проходя мимо… всё это остается за кадром). Мой опыт общения с переводчиками (попытки испрашивания объяснений) заставляет меня склоняться к убеждению, что скороспелые выводы об ошибке часто не подтверждаются: в редчайших случаях переводчики со стажем ошибаются в такой ерунде как «a dead Belgian’s belly», но зато практически всегда наличествуют сопутствующие художественные обстоятельства (несовпадения поэтических темпераментов, стилей, художественных принципов и т.п.), последствия которых (на поверхности) то ли ошибки, то ли креатив. Практически любое решение в переводе поэзии можно истолковать двояко. Например, ямб ЮО можно истолковать как творчество, стремление ЮО донести до русского читателя присутствующие в оригинале элементы ритма, упорядочить оригинал, провести ритм последовательно; а можно сказать, что слух ЮО недостаточно настроен на особенности фонетики английского языку и ему прислышался ямб даже там, где его и рядом не лежало. Наиболее интересный момент, которому у меня нет ни истолкования, ни подстрочника, это последняя строка: «Nothing suggests itself. There is nothing to do but keep on.» — с которой переводчики снова разошлись (буквализм у АС; весьма вольное прочтение у ЮО): ДК: Ничего не приходит в голову. Остается и дальше вот так. В оригинале, так скажем, тройной «каламбур» вокруг nothing (однозначный по смыслу перевод первого предложения зависит от того, на какое слово вы поставите смысловое ударение, что необходимо определяет решение, как перевести второе предложение). В контексте оригинала (в нарочном уходе от реализма начала стихотворения к абстракциям «разум – коридор», «nothing suggests itself», etc.) недосточно оснований для однозначного выбора из значений и аллюзий слов «suggest» и «nothing», который (выбор) в переводе работал бы одновременно как пустая абстрация («nothing suggests itself») и как заурядная повседневная фраза («nothing to do»). И мы видим, что переводчикам ничего не осталось, как разбежаться разными тропинками (и тропами) в меру отпущенных им поэтических индивидуальностей. Такая вот занимательная переводческая загвоздка, требующая какой-то словесной акробатики, но какой? Всяк волен упражняться в меру переводческой В заключении, отмечу еще один момент с глаголом «pottering» (хотя в стихотворении и переводах осталось немало неохваченого материала для демонстрации различных так называемых переводческих трансформаций): ДК: колупаться; ДБ, АС: бездельничать; ЮО: (заменил на) склониться Неисповедимы пути ваши, переводчики…
|
||||
|
21 комментарий Kреатив или ошибки?
Вы должны авторизоваться, чтобы оставлять комментарии.
Креатив, ошибки.. Они так видят! 😀
Универсальная отмазка 🙂 К сожалению, в случае с АС из его же собственных объяснений достаточно очевидно, что он не знал, что Belgian может быть существительным, а нетвердое знание грамматики не позволило ему усомниться в переводе и свериться со словарем и другими текстами. Т.е. поэтически отмазаться не проблема, но переводчески… по современным критериям, как ни крути, ошибка…
За художественный перевод часто берутся люди, не умеющие толком читать на языке оригинала. Этот фактор, видимо, навсегда отменяет техницистский подход к анализу переводов (поэзии, во всяком случае) en masse. Или… читаем Гидеона Тури и завидуем?
Вы, похоже, опять навернули мудрых мыслей в гордиев клубок 🙂 Попробую по ниточке растянуть…
> За художественный перевод часто берутся люди, не умеющие толком читать на языке оригинала.
В целом правда, но к данному случаю мало приложимо. По падавляющей пропорции «правильно» (в смысловом плане) переведенного видно, что языком владеют. Проблема АС (насколько мне известно) в том, что наглый и самоуверенный, но это не специфически переводческое.
> Этот фактор, видимо, навсегда отменяет техницистский подход к анализу переводов (поэзии, во всяком случае) en masse
Поэзия, как была, так и осталась, жутко «формальным» («техницистским» :-)) и не массовым искусством, и верлибр нисколько этого не отменил, как бы ни хотелось того массам борзописцев, просто категория формы включает теперь в себя лингвистические понятия, которыми раньше можно было не оперировать, оставаясь в рамках формы как совокупности размеров, строф и т.п. (и метрическая традиция, конечно, вылезла в ямбическом переводе Орлицкого). Сравнительный анализ переводов поэзии потенциально «удваивает» количество необходимого для охвата материала. Что приложимо ко всей истории русского поэтического перевода (от первых метрических опытов 18-го века до наших дней; ограничиваюсь силлабо-тонической линией). Тем не менее, подход не «отменен», переводы «en masse» насколько мне известно, никто не разбирал (за исключением, пожалуй, Гаспарова и упоминаемой им Настопкене), и «массам» на поэзию в целом наплевать…
> Или… читаем Гидеона Тури и завидуем?
Не понял… 🙂 Расшифруйте. И в принципе, Альтер, ну хоть немножко развернутее можете? Я не против читать ваши простыни, если разразитесь, но догадываться, что у вас между строк — очень затруднительно…
Гидеон Тури (и израильская школа в целом) не задаются техницистскими вопросами вообще. И разницу между креативом и ошибками просто отказываются рассматривать, как вопрос сугубо спекулятивный и в строго дескриптивном смысле мало помогающий, если не вредный… Г. и пересказавшая его Н. также особо не парились бы с ошибками, скорее всего. 🙂 А вот вопрос о желании перевести верлибр ямбом их бы занимал, конечно.
Давайте мы мух от котлет отделим: Тури с израильской школой от вас. За Тури и школой не угонишься, сколько они всего понаписали за сорок (приблизительно) лет. По моим воспоминаниям вопрсами нормы они интересовались, а от норм до ошибок (как их ни называй дескриптивистски) один шаг. Т.е. (от вас) нужны по крайней мере ссылки (если не цитаты; на худой конец сам найду :-)), потому что без них непонятно, с чем у Тури и школы соотносятся хотя бы ваши «техницистский», «спекулятивный», «вредный» и т.д. Т.е. как переводить с вашего языка на туриев и обратно?
Во-вторых, в данном конкретном случае (с АС) в рамках дескриптивизма сложившейся нормы поэтических переводов, степеней вольности и т.п. (которую можно отдельно описывать и обсуждать), перевод АС + объяснения + английская грамматика дают достаточно оснований считать, что его перевод основан на переводческой ошибке. Т.е. дескриптивизм как таковой не избавляет исследователя от необходимости признать ошибку, если в рамках описываемой нормы она таковой является. Или ваша (возвращаясь к вам) позиция в том, что перевод и объяснения АС не свидетельства ошибки?
Ой… у Тури «нормы» СОВСЕМ в другом смысле. Коротко говоря, дескриптивно-социологическом. (Если не считать Эвен-Зохара и проч. предшественников, то первая книжка Тури вышла в 1984 году, а стала реально известна не ранее начала 90-х. Так что 20 лет с небольшим.)
Альтер, у Тури («Descriptive Translation Studies and beyond») четко написано: «Translation is a kind of activity which inevitably involves at least two languages and two cultural traditions, i.e. at least two sets of norm-systems on each level.» (p. 56) И далее: «Textual-linguistic norms … govern the selection of material to formulate the target text in, or replace the original textual and linguistic material with.» А также: «their [textual-linguistic norms’] establishment forms an inseparable part of any study of translation as norm-governed activity» И так далее. Чему, собственно, и посвящена моя заметка. Плюс, снова цитируя Тури: «There are two major sources for a reconstruction of translation norms, textual and extratextual» — и я (обуждая нормативный вопрос ошибка или нет) привлекал оба типа источников.
Повторяю: котлеты, мухи. Вам хочется про Тури и нормы перевода в «дескриптивно-социологическом» понимании (которыми сам Тури не ограничивается)? Тогда, пожалуйста, без детсадовского «ойканья» и смехотворного «коротко говоря», a, по крайней мере, как принято в приличном разговоре о теории перевода, со ссылками на страницы (или цитатами), чтобы можно было хоть как-то сопоставить ваши слова с терминами Тури.
Я не против перечитать Тури и обсудить, но не в таком ключе (несерьезная болтология мне неинтересна, извините).
P.S. Статья Тури «On Deviant Uses of Collocations» вышла в 1973-ем. Отсюда мои 40 лет. Почему отсчет надо вести по книгам мне не ясно.
Перечитайте — буквально — приведенные Вами цитаты. Нормы у Тури — не «нормы языка/языковой системы/узуса/»нормированного» языка», а «нормы текстуальности» или, пардон май френч, «нормы дискурсивности» (социально-коммуникативной деятельности и т.п.). Понятие «нормы» в традиционной русской лингвистике НИКАК не применимо к туриевскому ключевому понятию translation norms.
Болтология на вашей совести.
Начну с цитаты из Тури: «Operational norms … directing the decisions made during the act of translation itself. They affect the matrix of the text — i.e. the modes of distributing linguistic material in it — as well as the textual makeup and verbal formulation as such. … So called matricial norms may govern the very existence of target-language material intended as a substitute for the corresponding source-language material (and hence the degree of fullness of translation), its locations in the text (or the form of actual distribution), as well as the textual segmentation.»
Хотя я понятия не имею, что вы подразумеваете под «понятием «нормы» в традиционной русской лингвистике», которое якобы «НИКАК не применимо к туриевскому ключевому понятию translation norms», осмелюсь заметить, что в моем понимании, подход Тури состоит в рассмотрении иерархии норм, в основании которой лежат нормы, управляющие, как он говорит, распределением лингвистического материала и словесными формулировками.
Более того, хотя я понятия не имею, что именно вы вкладываете в «техницистский», Тури в главе 8 затрагивает вопрос, который обычно относят к формальной («технической») стороне поэзии — схема рифмовки: «Gan-Eden ha-taxton is an exception in yet another respect: it is the only piece couched in rhymed prose. The following is the rhyme-scheme of the Hebrew text: aa bb cc dd ee ff | aa bb cc ddd ee ff gggg hh ii jj kk | …» — и так далее.
На данный момент мне достаточно очевидно, что вы давно не перечитывали Тури и пытаетесь мне подсунуть ваши (с позволения сказать) термины (вроде «техницистский») и теоретические выжимки, а совсем не идеи и методы Тури.
Я уже упомянул, что весьма не против обсуждать ваши теории, но хочу вам сказать совершенно откровенно и открыто, что если вы будете продолжать в том же духе, т.е. игнорировать вопросы собеседника, уклоняться от определений терминов, ограничиваться голословными утверждениями без ссылок и цитат, бросаться в меня именами и целыми школами, т.е. выделывать болтологические кульбиты, которые приемлемы разве что для форума, но не для серьезного разговора о теории перевода, я буду тривиально игнорировать ваши комментарии.
Да, operational norms — совсем не то же самое, что «языковая норма» (в ее прескриптивном аспекте) в традиционной русской лингвистике. Это ощущаемые переводчиком/издателем/читателем ОЖИДАНИЯ в отношении того, что в ПЕРЕВОДЕ на данный язык и в данной культуре сегодня является НОРМАЛЬНЫМ.
Примеры: НОРМАЛЬНО ли переводить верлибр явным метром… НОРМАЛЬНО ли переводить рифмованную поэзию белым стихом… и т.п.
Еще примеры: приемлем (сегодня в данной переводящей культуре) ли перевод плохого качества — какими бы методами его не оценивали (есть ли в культуре механизмы цензуры/критики/компенсации и т.п. …терпима ли принимающая культура к ошибкам (низкой квалификации переводчиков в целом, отдельным или систематическим недодумкам, небрежностям и т.п.) в переводах («хавает» или «сопротивляется», скажем — и КАК ИМЕННО и С ПОМОЩЬЮ КАКИХ КУЛЬТУРНЫХ МЕХАНИЗМОВ сопротивляется, если ей это вообще в данный момент важно)…
В нашем случае: если предположить, что самый «ошибочный» перевод стишка станет самым издаваемым/читаемым/популярным («хрестоматийным» или «классическим», наконец) — ввиду своих иных, неизвестных нам пока качеств — и что нам с этого, собственно??? Вот тут кончаются Рецкер/Комиссаров/Кэтфорд и проч. (а также Чуковский/Галь и проч.) и начинается Тури.
Типа так я это понимаю, уж не обессудьте…
И да, «подход Тури состоит в рассмотрении иерархии норм, в основании которой лежат нормы, управляющие, как он говорит, распределением лингвистического материала и словесными формулировками».
Вообще-то — можно было бы просто посмотреть на карту и прочитать страниц десять-двадцать из какой-нибудь более-менее вменяемой книжки о Первой мировой.
Константин, как бы эти знания помогли перевести данный стишок?
Я для начала пунктиром, если можно.
—-
«Over the flat slopes of St Eloi»
Там вообще-то вполне себе классическая равнина с очень небольшими уклонами. В английском это вроде видно, а в русском почему-то повсюду начинают холмы мерещиться (возможно, только мне).
«Over a dead Belgian’s belly.»
Учитывая место и время действия, Belgian — скорее всего — из жертв среди мирного населения, чем и выделяется.
Дальше офицер-артиллерист пишет:
«The Germans have rockets. The English have no rockets.»
Война — Первая мировая. Ракетное оружие уже используется, но (а) в основном против дирижаблей, (б) не играет решающей роли, (в) союзниками, насколько я понимаю, больше, чем Германией.
О чем он? И отчего дальше про «cannon, hidden, lying back miles»?
Если слегка почитать, то выясняется, что главная (и чуть ли не единственная в условиях окопной войны) ценность возвышения, о котором идет речь, судя по всему, заключалась в том, что на нем был оборудован передовой наблюдательный пункт тяжелой артиллерии (ПНП).
И вот тут паззл начинает складываться в картинку, кмк…
Ракеты осветительные. Запускать их смысл есть только немцам на ПНП.
Дальше совершенно естественный ход мысли: от слуг на ПНП к хозяину (Behind the line, cannon, hidden, lying back miles).
И обратно: Beyond the line, chaos:
—————-
P. S. «Когда бы знали, из какого сора растут стихи…» Так вот, похоже, что в данном случае переводчики не знали.
Константин, огромное спасибо! Меня ракеты, когда обдумывал пост, заставили застопориться, так как ясно, что «пушки» и «снаряды» — пальцем в небо (у немцев есть, у англичан нет? война давно закончилась бы в такой ситуации… полагаю именно из этого соображения ЮО добавил «мощные», а то уж совсем глупо получается…), но ракеты… какие ракеты? Погуглил, конечно, но быстро стало ясно, что без специальных знаний не решишь. Осветительные — исторично. Да и в целом — картинка действительно складывается. И то, что бельгиец скорее всего из мирного населения — очень осмысленно. И так далее. Еще раз спасибо!
С другой стороны, мне думается, исторические реалиии могли бы помочь переводчикам обрести уверенность (в аспекте смысла) в каких-то решениях, но чисто грамматически стихотворение не нуждается в исторических фактах. Например, истолкование мирно-населенности 🙂 бельгийца, так скажем, «ортогонально» тому, что он (грамматически, «a Belgian») один. И т.п.
Я, признаться, не совсем улавливаю противопоставление «behind/beyond»… Т.е. мне это представляется чисто поэтической анафорой (украшение по инерции украшать) и в картинку не складывается… Потому что если предполагать, что написано с английской стороны, тогда немецкая пушка, действительно, (с позиции англичан) за линией фронта («Behind the line, cannon»). Но где именно находится «beyond (the line)»???
Наш брат, литературный переводчик, горазд списывать, скажем, неточности на «свое видение». Нет там распростертой на бугристой равнине между павших лошадей убитой Бельгии (как мне кажется). В картинку она не вписывается. А случайный бельгиец, через которого переступают — вполне. Немцы пускают ракеты, но не обязательно с ПНП. Просто, летят они с их стороны и освещают этот самый хаос между фронтами. За пределами (beyond) своего (английского) расположения. Англичане же ракет не пускают. А пушки лежат вдали, в тылу (behind), в темноте (дожидаясь утра?).
Это я так, примитивненько и натуралистичненько.
Заметим, что литературный переводчик, замечая, что «a Belgian» — не «распростертая Бельгия» таки оговаривается («мне кажется»). Какие уж тут «ошибки»? М.б., тут корпоративная солидарность, перерастающая в корпоративно-диктуемую непосвященным норму? 😉
Ничё не понЯл. Если Вы к тому, что я не рублю: должно быть только так, и никак иначе, так, это у меня манера такая, коей я стараюсь, по мере сил, придерживаться (хотя и не всегда удается). Душевное равновесие я так поддерживаю. К тому же, АС много лет живет в Америке и язык должен знать куда лучше меня. Вдруг я упускаю из вида какие-то тонкости?
К тому же, как всем, думаю, известно, литпереводчики — и переводчики стихов в особенности — не склонны останавливаться перед исправлением текста под свое видение. Этому, собственно, и посвящена заметка LB . Но узнать это можно, лишь спросив у переводчика, да и он может толком не знать или забыть на третий день.
Когда меня ругали за то, что я вложил в уста заболевшей героини одного плохонького романца реплику, что я, дескать, тоненькая, как масло на хлебе у скупердяя, которой у автора и в помине не было, то просто забавлялся. И когда герой другого романа, главнокомандующий средневековой армии (из фэнтези) цитировал «Интернационал» или Высоцкого — то же самое. Но всех подобных случаев не припомню, хоть убей.
«Ничё не понЯл. Если Вы к тому, что я не рублю: должно быть только так, и никак иначе, так, это у меня манера такая, коей я стараюсь, по мере сил, придерживаться»
Андрей, манера не выражаться категорично вполне понятна и очень часто уместна. Но есть же мера… Высказывание «Table — это стол, а не стул, как мне кажется…» можно интерпретировать либо как (не вполне понятную) иронию, либо как декларацию полного смыслового релятивизма, в контексте которого говорить об «ошибках» как-то уже и неуместно, вроде бы.
Знал бы меру — жил бы в Сочи 😉