Впечатления от антологии переводов британской поэзии…

В двух измерениях. Современная британская поэзия в русских переводах
Антология
Издательство: Новое литературное обозрение, 2009 г.

—

Первому в когорте не позавидуешь. Первого — подставляют. Особенно, если — марш! марш! — с переводом военного стихотворения, как со знаменем, сразу после страниц высокопарнейшей артподготовки генералиссимуса Кружкова, который, как это у него принято, грохотнул из тяжелейших орудий: в первом же абзаце вступительной статейки — и Пушкин, и Карамзин, и Шекспир, и Вяземский. Сколько генералов нагнали! Как пить дать, не свадебку затевают — оргию.

Чего Григорию Михайловичу воевать неймется, непонятно, но, по крайней мере, в некотором замахе ему не откажешь: он проясняет, что изданное — не антология («Назвать нашу книгу настоящей антологией было, пожалуй, немного громко.»), это — «разведка боем». Кому именно брюхо штыками собираются пороть — поэтам, переводчикам или читателям — остается загадкой, но Григорий Михайлович на всякий случай (чтоб отдача не замучила) отступные тылы подготовил: «… просим снисхождения у почтеннейшей публики. Мудрые голоса издавна предупреждали: поэзия непереводима.» А то — не дай-то Бог! — супротив такой премудрости враги с дурацкими претензиями полезут, наседать начнут, что, де, переводима, так именно на этот дурацкий случай у тыловой команды зимние квартиры стратегически припасены (непереводима, и всё тут! взятки гладки!), но пока до квартир не дошло, можно неведомую вражину газовой атакой — дурманом болтологии — пасифицировать, а заодно и тень на плетень из растопыренных пальцев навести: «Поэзия — искусство недоговоренности, умолчания … Если уж поэзия — театр теней, то перевод и подавно.» Где поэзия — театр теней? в тамбовской деревне Кабукино? Григорий Михайлович и партизанской тактикой не брезгует: воображаемого врага в болото казуистики по-сусанински затаскивает: «… оригинал и перевод оказываются, вопреки аксиоме Эвклида, двумя разными прямыми, соединяющими начальную и конечную точки стихотворения.»- ась? Евклида тож на передовую забрили? а дядька? как же дядька? хто ж Кыїв оборонять остался? А если из болота выгребутся, можно врукопашную обухом философического словоблудия огреть: «Оригинальное стихотворение — «вещь в себе», его исходная странность, «чуждость» полностью не изживаема. Понять его можно только на иррациональном уровне.» Поплыли, как писано у Довлатова, муды до по глыбкой воды…

Эта вступительная каша кого вдохновляет? Кто под эту нудную дудку маршировать готов?

В авангарде с переводом, как я уже сказал, военного стихотворения выступает Алексей Круглов.

И на фоне велеречений генералиссимуса, впечатление складывается — неувязочка у штабных вышла, инвалидную команду в атаку послали. На убой.

У Роберта Грейвза и в малом объеме стиль изрядно напыщенный, а у переводчика — ну такие ямбы рыхлые и хилые, что того гляди, ненароком в кювет умаршируют — отдохнуть от походных трудов, покемарить. Где Грейвз пишет про июньское половодье красных маков («red poppy floods in June»), Алексей простоватенько излагает: «и в маках — весь июнь» — застенчивый такой месячишко, весь в прыщиках. И даже там где Грейвз упоминает примулы просто, без эпитетов («primroses»), переводчик ни с того ни с сего изнеможения нагоняет, примулы у него взбледнули упадочно: «примул бледные цветы» — а шоб жисть медом не казалась!

Забавно, конечно, наблюдать, как переводчик старается строчки балластом залить (гонорар телеграфным тарифом пословно выдавали?): «Я видел смену всех земных времен» — каких еще можно времен года смену видеть? марсианских? венерических? Грейвз же пишет про то, как времена года на войне — тянулись: «Я наблюдал как времена года проходили медленно, очень медленно» (I’ve watched the Seasons passing slow, so slow). Что заставляет Круглова навешивать очевидное и ненужное в замену психологически необходимого, понять затруднительно, но, возможно, налицо всего лишь обычная нестыковочка между поэтическими темпераментами поэта и переводчика. Например, несколько странноватый образ «The broad, full-bosomed ocean, green and black» («Широкий, полногрудый океан, зеленый и черный») переводчик загоняет в заезженный шаблон: «Разлив безбрежный океанских волн.» Скукотища — страшная! Зато колокольцев-рифмочек в переводе понавешено — хоть целое баранье стадо обмундируй: сквозная рифмовка на оба шестистишия «лишен/склон/волн/времен/крон/небосклон», тогда как у Грейвза рифм между строфами нет: «lack/track/black» – «slow/so/snow». И мне подумалось: Алексей совсем не понимает, что «склон/небосклон» — из разряда «ботинки/полуботинки»? что это — хуже, чем «кровь/любовь» и «роза/мороза» вместе взятые? Что когда до такой степени слуха не иметь, то, может, лучше за стихи не браться?

Ладно, допустим, переводчик сам себе не судья (как вылезло, так вылезло — можа, выпимши был, с женой поссорился, машину угнали, пиво недолили к тому же теплое… трагедь бытовщины… не до мировой войны…), но составители — в какой розовый монокль на эту трезвонь пялились? Может, им следовало меньше гордыней надуваться и внимательнее переводы отбирать? А то сомнения возникают, что писатели предисловий имели представление о том, что описывали в хвалебных тонах: «Антология … плод труда и вдохновения талантливых переводчиков» (стр. 5, Джеймс Кеннеди, Директор Британского Совета в России, Советник по культуре). Можно ли поверить по переводам антологии, что «Поэзия Грейвза отличается лирическим жаром, своеобразным сплавом романтической любви, духовных исканий и мифотворчества»? (стр. 25, Саша Дагдейл, пер. М. Бородицкой). Со страниц антологии — Грейвз либо скушный, либо пошлый, либо глупый (Кружков перлом повеселил: «Нет в мире безнадежных мертвецов»). Такого добра у нас на Руси своего завались. А лучший перевод из Грейвза («Ферма мертвой коровы», сделанный Третьяковой) вообще работает против романтизированной аннотации:

Внимая древней саги слову,
Мы снова верим в Пракорову —
Земли и неба первый плод,
Рожденный из вселенских вод.
Она лизала грязь и скалы
И плоть живую созидала,
И поднялись цветы и древа,
И в мир пришли Адам и Ева.
А ныне и, увы, навеки
Грязь, холод, тлен и крови реки
Мир в хаос погружают снова:
Мертва Священная Корова.

Уморили буренку…